Я не пытаюсь пробудить в вас неловкость или жалость; просто хочу объяснить, что, несмотря на почти полное отсутствие сведений или памятных вещиц, способных воскресить образ Дэниела, я всю жизнь ощущала эту связь между нами. Незримая нить соединяла нас так же верно, как день связан с ночью. Так было всегда, даже в детстве. Хотя я была рядом с родителями, а он нет. Невысказанные их слова всякий раз, когда мы были счастливы: «Как жаль, что он не с нами»; всякий раз, когда я разочаровывала их: «Он бы так не поступил»; всякий раз, когда начинался новый школьный год: «Это были бы его одноклассники, те взрослые ребята». Отсутствующие взгляды, которые я ловила порой, когда родители думали, что рядом никого нет.

Не то чтобы мой интерес к сестрам Блайт был связан с Дэниелом. По крайней мере, не напрямую. Но их история была такой красивой: две старшие сестры отказались от личной жизни и посвятили себя заботам о младшей, ее разбитом сердце, потерянной душе, отвергнутой любви. Я задалась вопросом, как могла бы сложиться моя судьба, был бы Дэниел достоин того, чтобы я посвятила жизнь его защите, или нет. Понимаете, я не переставала размышлять об этих сестрах, трех женщинах, связанных вместе. Стареющих, блекнущих, коротающих дни в доме предков, последних живых членах знаменитой и романтической семьи.

Я осторожно карабкалась все выше и выше, мимо повидавших виды солнечных часов, мимо ряда терпеливых урн на безмолвных постаментах, мимо пары каменных оленей, глядящих через заброшенные живые изгороди, пока наконец не достигла вершины. Аллея искривленных фруктовых деревьев, сплетенных ветвями, уходила вдаль и звала меня за собой. Помнится, в то первое утро я подумала, что у сада есть план; словно ему отдали приказ, и он ждет меня, не дает заблудиться, ненавязчиво указывает дорогу к замку.

Сентиментальные глупости, конечно. Могу лишь предположить, что от крутого подъема у меня закружилась голова, и возникли патетические мысли. Как бы то ни было, я испытывала воодушевление. Я была неутомимой путешественницей (хотя изрядно вспотевшей), которая, покинув привычный мир, отправилась в путь с целью завоевать… ну, что-нибудь завоевать. И неважно, что дорога вела меня к трем старым леди и экскурсии по загородному дому, максимум — чашке чая, если повезет.

Как и пруд, эта часть сада долго пребывала в небрежении, и сводчатый тоннель показался мне древним скелетом давно умершего огромного чудовища. Гигантские ребра клеткой возвышались над головой, а длинные прямые тени создавали иллюзию, что эти ребра замыкаются у меня под ногами. Я почти добежала до конца аллеи и застыла как вкопанная.

Передо мной стоял замок Майлдерхерст, окутанный тенью, хотя день был солнечным. Это явно были задворки замка, и я нахмурилась, отмечая хозяйственные постройки, водопроводные трубы и полное отсутствие колонн, лужайки при входе и подъездной дорожки.

Наконец я поняла, как именно заблудилась. Я умудрилась пропустить ранний поворот и в результате обогнула извилистый склон холма, подойдя к замку с севера, а не с юга.

Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается; я добралась до замка относительно благополучно, и наверняка еще не слишком опоздала. Более того, вдоль стены, что огораживала сады, виднелась ровная полоса сорной травы. Я пошла по ней и вскоре под звуки победоносных фанфар наткнулась на колонны миссис Кенар. За южной лужайкой, в полном соответствии с инструкцией, тянулся к небу фасад замка Майлдерхерст.

Тихое, размеренное бремя лет, которое я ощутила, поднимаясь по саду, сгустилось здесь еще больше и оплетало замок, подобно паутине. Здание обладало невероятным изяществом и явно не замечало моего вторжения. Пробуравленные подъемные окна смотрели мне за спину, в сторону Ла-Манша, с усталым неизменным выражением, которое обострило мое чувство собственной обыденности и мимолетности; величественное здание явно повидало на своем веку слишком много, чтобы обращать на меня внимание.

Стая скворцов взлетела с дымовых труб, сделала круг и умчалась в долину, приютившую дом миссис Кенар. Шум и движение показались мне странно неуместными.

Я проследила за птицами, которые, едва не касаясь верхушек деревьев, неслись к крошечным крышам, крытым красной черепицей. Фермерский дом казался таким далеким, что меня охватило безумное подозрение, будто во время подъема по лесистому склону я пересекла невидимую черту. Я была там, но теперь я здесь, и случилось нечто более сложное, нежели обычное перемещение в пространстве.

Вновь повернувшись к замку, я обнаружила, что большая черная дверь в нижней арке башни широко распахнута. Странно, что я не заметила этого прежде.

Пройдя через траву, я достигла парадной каменной лестницы и замерла. Рядом с потрепанной мраморной борзой сидел ее потомок из плоти и крови, черный пес, как я позже узнала — лерчер. [10] Похоже, он наблюдал за мной все время, что я провела на лужайке.

Теперь он встал, загородив мне дорогу и пристально изучая меня своими темными глазами. Я была не в силах тронуться с места. У меня участилось дыхание, по спине пробежал холодок. Однако я не боялась. Трудно объяснить, но пес будто был перевозчиком или старомодным дворецким. Я нуждалась в его разрешении на вход.

Он бесшумно двинулся ко мне, не сводя с меня глаз. Легонько коснулся кончиков пальцев, развернулся и умчался прочь. Исчез в открытой двери, даже не оглянувшись.

Словно поманил за собой.

Три увядающие сестры

Вы когда-нибудь задумывались, чем пахнет время? Вряд ли это приходило мне в голову до того, как я ступила в замок Майлдерхерст, но теперь я знаю точно. Плесенью и аммиаком, ноткой лаванды и изрядным количеством пыли, массовым распадом очень старых листов бумаги. И под всем этим таится что-то еще, почти гнилое или прокисшее, но не совсем. Я не сразу разобрала, что это за запах, однако теперь как будто поняла. Это прошлое. Медленно зреющие в затхлом воздухе мысли и мечты, надежды и обиды, уваренные вместе и неспособные рассеяться.

— Добрый день, — произнесла я, поднявшись по широкой каменной лестнице и ожидая ответного приветствия.

Через пару минут, когда никто так и не отозвался, я повторила уже громче:

— Добрый день! Есть кто-нибудь дома?

Миссис Кенар велела сразу проходить: мол, сестры Блайт ждут нас и мы встретимся уже в замке. Вообще-то она всеми силами постаралась внушить, что не следует стучать, звонить или иным способом извещать о своем появлении. Я смутилась, поскольку в наших краях входить без стука — почти то же самое, что нарушать границы частной собственности, но выполнила просьбу: прошла по каменной галерее через сводчатый проем в круглую комнату. В комнате не было окон, и царил полумрак, несмотря на высокий купольный потолок. Шум привлек мое внимание к закругленной вершине купола — там сквозь балки пролетела белая птица и теперь парила в пыльном луче света.

— Ну хорошо.

Голос раздался слева; я быстро повернулась и увидела очень старую женщину, стоящую в дверном проеме примерно в десяти футах от меня, с лерчером у ног. Женщина была худой, высокой, одетой в твидовый костюм и рубашку почти мужского покроя. Годы стерли ее женственность, любые изгибы, которые она когда-то имела, давно разгладились. Волосы на лбу поредели, вокруг ушей торчала жесткая седая поросль; овальное лицо было настороженным и умным. Я заметила, что ее брови почти целиком выщипаны, а затем нарисованы снова штрихами цвета запекшейся крови. Эффект получился драматичным, хотя и немного зловещим. Она чуть наклонилась вперед, опираясь на элегантную трость с рукояткой из слоновой кости.

— Полагаю, вы мисс Берчилл.

— Да. — Я подошла ближе и протянула руку; у меня внезапно перехватило дыхание. — Эдит Берчилл. Добрый день.

Холодные пальцы чуть сжали мои; кожаный ремешок часов хозяйки бесшумно скользнул на запястье.