Снова шум. И звон колокольчика. Видимо, старик в башне разразился очередной тирадой. Что ж, пусть Перси присмотрит за ним. Они стоят друг друга.
Дрожа, Саффи отлепила от тела холодную фланель и поднялась, отчего вода заколебалась. Она выбралась на коврик, с нее капало. Внизу гудели голоса, теперь она различала их. Мередит, Юнипер… и Перси; все трое собрались в желтой гостиной. Наверное, ждут ужина, и она подаст его, как обычно.
Саффи сдернула халат с крючка на двери, одержала победу над рукавами и застегнула пуговицы на прохладной мокрой коже, после чего пошла по коридору. Эхо влажных шагов загуляло по плиткам. Она никому не раскроет свой маленький секрет.
— Тебе что-то нужно, папа?
Перси толкнула тяжелую дверь в комнату в башне. Она не сразу обнаружила отца в нише у камина, под офортом Гойи; а когда обнаружила, он словно испугался при ее появлении, и она немедленно поняла, что у него очередной приступ галлюцинаций. А значит, когда она спустится вниз, то, по всей вероятности, найдет его ежедневное лекарство на столе в вестибюле, где оставила его утром. Она сама виновата, что понадеялась на сестру. Перси выругала себя за то, что не заглянула к отцу тотчас по возвращении из церкви.
Она заговорила с ним тихо и мягко, как, наверное, говорила бы с ребенком, будь у нее шанс узнать хоть одного достаточно близко, чтобы полюбить.
— Вот видишь, все хорошо. Может, присядешь? Пойдем, я устрою тебя у окна. Вечер просто чудесный.
Он судорожно кивнул и направился к ее протянутой руке — значит, галлюцинации развеялись. Очевидно, приступ был не слишком сильным, поскольку отец достаточно оклемался и даже возмутился:
— Разве я не велел тебе носить парик?
Велел, и не раз, и Перси покорно купила таковой (нелегкая задача в военную пору), лишь для того, чтобы проклятая штуковина валялась отрубленным лисьим хвостом на прикроватном столике.
На спинку кресла было наброшено покрывало, небольшая яркая вещица, которую Люси связала для отца несколько лет назад; Перси расправила его на папиных коленях, когда он сел, и ответила:
— Прости, папа. Я забыла. Я услышала колокольчик и не хотела заставлять тебя ждать.
— Ты выглядишь как мужчина. Ты этого добиваешься? Чтобы люди обращались с тобой как с мужчиной?
— Нет, папа.
Перси кончиками пальцев коснулась затылка и задержалась на маленьком гладком завитке, который спускался чуть ниже линии роста волос. Отец не имел в виду ничего плохого, и она не обиделась, просто несколько удивилась его предположению. Она покосилась на застекленный книжный шкаф и увидела свое отражение в его рябой поверхности: довольно сурового вида женщина, сплошь острые углы, прямая как палка спина, но притом вполне увесистые груди, несомненный изгиб бедер и лицо, не тронутое помадой и пудрой, но вроде бы отнюдь не мужеподобное. Она надеялась, что не ошибается.
Тем временем отец повернул голову и смотрел на окутанные ночью поля, к счастью не подозревая о цепочке рассуждений, которую породил.
— Все это, — произнес он, не отрывая глаз. — Все это.
Она прислонилась к креслу, положила локоть на спинку. Пане незачем было продолжать. Она как никто другой понимала его чувства при виде полей его предков.
— Ты прочел рассказ Юнипер, папа?
Это была одна из немногих тем, которые гарантированно поднимали ему настроение, и Перси осторожно принялась ее развивать, в надежде, что хандра, на грани которой он все еще балансировал, отступит.
Он махнул рукой в сторону курительного набора, и Перси подала его. Скрутила себе сигарету, пока папа набивал табаком чашу трубки.
— У нее есть талант. Вне всяких сомнений.
Перси улыбнулась.
— Она унаследовала его от тебя.
— С ней надо быть осторожными. Творческий ум нуждается в свободе. Он должен блуждать по своим собственным тропам и со своей собственной скоростью. Это трудно объяснить, Персефона, тому, чей разум следует более бесстрастными путями, но она обязательно должна быть свободна от насущных проблем, от развлечений, от всего, что может похитить ее талант. — Отец схватил Перси за юбку. — У нее случайно не завелся ухажер?
— Нет, папа.
— Такая девушка, как Юнипер, нуждается в защите, — продолжил он, выпятив подбородок. — Она должна жить в безопасном месте. Здесь, в Майлдерхерсте, в замке.
— Ну конечно, она останется здесь.
— Ты должна позаботиться об этом. Присмотреть за обеими сестрами.
И он завел обычный разговор о наследстве, преемственности и ответственности…
Перси немного подождала, докурила и только тогда спросила:
— Отвести тебя в уборную перед уходом, папа?
— Уходом?
— У меня сегодня вечером встреча в деревне…
— Вечно ты спешишь.
Он недовольно надул нижнюю губу, и Перси ясно представила, как он выглядел в детстве. Испорченный ребенок, который привык получать все, чего ни пожелает.
— Идем, папа.
Она отвела старика в уборную и полезла за жестянкой с табаком, пока ждала в остывающем коридоре. Похлопав себя по карману, она вспомнила, что оставила ее в комнате в башне. Папа выйдет не скоро, так что она поспешила назад за жестянкой.
И нашла ее на столе. А еще там лежал сверток. Пакет от мистера Бэнкса, но без марки. Значит, его доставили лично.
Сердце Перси забилось быстрее. Саффи скрыла визит гостя. Возможно ли, что мистер Бэнкс приехал из Фолкстона, прокрался в замок и поднялся в башню, даже не поздоровавшись с Саффи? Возможно, заключила Перси, но крайне маловероятно. Зачем ему поступать подобным образом?
Мгновение она нерешительно помялась, теребя конверт, пока жар растекался по затылку и под мышками, отчего блузка прилипла к телу.
Затем она бросила взгляд через плечо, хотя знала, что никого рядом нет, распечатала конверт и вытряхнула сложенные листки. Завещание. Дата стояла сегодняшняя; Перси расправила письмо и бегло просмотрела содержимое. Странная тяжесть придавила ее к земле, когда ее худшие опасения подтвердились.
Она прижала руку ко лбу. Как можно было допустить подобное? И все же вот оно, черным по белому плюс синий росчерк папы. Она перечитала документ еще раз, более внимательно, в поисках лазеек, пропущенной страницы, любого свидетельства, что она неправильно поняла, поспешила.
Не поспешила.
О боже, она не поспешила.
IV
Возвращение в замок Майлдерхерст
Для визита в Майлдерхерст Герберт одолжил мне машину. Едва покинув шоссе, я опустила окно и подставила щеки ветру. Сельская местность изменилась за месяцы, минувшие с моего первого посещения. Лето пришло и ушло, и сейчас догорали последние дни осени. Огромные сухие листья лежали золотистыми грудами у обочины, и по мере того как я все глубже и глубже погружалась в Уилд Кента, гигантские ветви деревьев простирались над дорогой и смыкались посередине. Каждый порыв ветра срывал новый слой; сброшенная кожа, завершенный сезон. В фермерском доме меня ждала записка.
Добро пожаловать, Эди. У меня появились неотложные дела, а Кенар слег с простудой. Пожалуйста, возьмите приложенный ключ и заселитесь в номер три (второй этаж). Сожалею, что не встречу вас лично. Увидимся за ужином в семь часов в столовой.
P. S. Я заставила Кенара отнести в ваш номер письменный стол получше; он немного узковат, но я подумала, что вы оцените возможность разложить свою работу.
«Немного узковат» — мягко сказано, однако я всегда питала слабость к тесным и темным закуткам, так что немедленно принялась красиво раскладывать расшифровки интервью Адама Гилберта, свои экземпляры «Майлдерхерста Раймонда Блайта» и «Слякотника», разнообразные блокноты и ручки. Затем я села и провела пальцами по гладкому краю стола. Я опустила подбородок на руки и тихонько вздохнула от удовольствия. Такое же чувство, как в первый день школы, только в сотню раз лучше. Четыре дня простирались впереди, и я была полна энтузиазма и надежд.