Она улыбнулась и удержалась от признания, что были и другие возможности, другие шансы, безнадежно упущенные. Одно дело — вселить в ребенка уверенность, и совсем другое — нагрузить его взрослыми сожалениями.
— А что будет, когда настанет пора уезжать? — заволновалась Мередит. — Ведь тогда ей все станет известно.
— О, я расскажу ей раньше! — засмеялась Саффи. — Ну конечно, расскажу. Я не собираюсь раствориться во мраке ночном! Определенно не собираюсь. Я просто должна подобрать нужные слова, убедиться, что чувства Перси не пострадают. А до тех пор ей лучше ничего не подозревать. Ты понимаешь меня?
— Да, — чуть слышно выдохнула Мередит.
Саффи прикусила нижнюю губу; у нее появилось неловкое ощущение, что она совершила прискорбную ошибку; что несправедливо ставить ребенка в столь неудобное положение. Она ведь только хотела отвлечь Мередит от ее собственных горестей!
Девочка неправильно истолковала молчание Саффи, приняв его за недостаток веры в ее способность держать язык за зубами.
— Я не выдам твою тайну, обещаю, даже не пикну. Я умею хранить секреты.
— Ах, Мередит, — печально улыбнулась Саффи, — в этом я не сомневаюсь. Дело в другом… Ах, милая, боюсь, мне надо извиниться. Я была не права, когда попросила тебя ничего не говорить Перси… Простишь ли ты меня?
Мередит торжественно кивнула, на ее лице что-то мелькнуло; вероятно, гордость, оттого что с ней обошлись как со взрослой, предположила Саффи. Она вспомнила свое собственное детское стремление вырасти, как она нетерпеливо ждала на краю обрыва, умоляя взрослость поскорее прийти. Возможно ли замедлить чужое путешествие? Порядочно ли пытаться это сделать? А разве есть что-то дурное в желании уберечь Мередит, точно так же как она пыталась уберечь Юнипер от слишком быстрого взросления и его разочарований?
— Ну вот, милая. — Саффи забрала последнюю тарелку из рук Мередит. — Пожалуй, я закончу сама. Иди поиграй, пока ждешь родителей. Такое изумительное утро грех тратить на работу по дому. Только постарайся не испачкать платье.
На девочке был один из сарафанов, сшитых Саффи, когда Мерри только что приехала, из прелестного отреза ткани в стиле «либерти», заказанного много лет назад, не потому, что наряд под него уже был придуман, а потому, что он был слишком красив, его нельзя было не купить. С тех пор он томился в швейном шкафу, терпеливо ожидая, пока Саффи найдет ему применение. И она нашла. Когда Мередит исчезла на горизонте, Саффи вернулась к столу проверить последние мелочи.
Мередит бесцельно бродила среди высокой травы, размахивая из стороны в сторону веточкой и недоумевая, как отсутствие одного-единственного человека способно начисто лишить день смысла и значения. Она обогнула холм, вышла к ручью и проследовала вдоль него до моста, по которому пролегала подъездная дорожка.
Она хотела было идти дальше. Через изгородь, в лес. Так глубоко, что свет будет еле сочиться, пятнистая форель исчезнет, а вода станет густой, как патока. Пока не забредет в самую глушь и не окажется у забытого пруда у основания самого старого дерева в Кардаркерском лесу. Места неизбывного мрака, которое она возненавидела, едва попав в замок. Мама и папа должны приехать примерно через час, время еще есть, и дорогу она уже изучила, в конце концов, нужно всего лишь держаться лепечущего ручья…
Но Мередит знала, что без Юнипер там будет не так уж и весело. Просто темно, сыро и довольно вонюче.
— Разве не чудесно? — восхитилась Юнипер, когда они впервые отправились в лес вместе.
Однако Мередит сомневалась. Бревно, на котором они сидели, было прохладным и влажным, и ее туфли промокли, когда она поскользнулась на камне. В поместье был еще один пруд, облюбованный бабочками и птицами, веревочные качели лениво покачивались над ним взад и вперед в пятнистом солнечном свете, и ей так хотелось, так хотелось, чтобы они провели день там, а не здесь. Но она промолчала; Юнипер была такой убедительной, что Мередит догадалась: это ее вина, ее вкусы слишком незрелые, она просто недостаточно старается. Собрав всю решимость, она улыбнулась и ответила:
— Да. — И еще раз, с чувством: — Да. Просто чудесно.
Единым текучим движением Юнипер встала, раскинула руки в стороны и двинулась на цыпочках по поваленному дереву.
— Все дело в тенях, — заявила она, — в том, как тростник спускается по берегу, почти украдкой; в запахе слякоти, сырости и гнили. — Она улыбнулась Мередит уголком рта. — Это почти доисторическое место. Если бы я сказала, что мы пересекли невидимую границу прошлого, ты бы мне, конечно, поверила?
Мередит задрожала тогда и задрожала сейчас; маленький гладкий магнит в ее детском теле запульсировал с необъяснимой настойчивостью, и она испытала томление, хоть и не понимала причины.
— Закрой глаза и прислушайся, — шептала Юнипер, прижав палец к губам. — Ты услышишь, как пауки плетут паутину…
И сейчас Мередит закрыла глаза. Прислушалась к хору кузнечиков, случайному плеску форели, далекому гудению трактора… Был и другой звук. Казавшийся на редкость неуместным. Это был гул мотора.
Она открыла глаза; черный автомобиль тронулся по извилистой гравийной дорожке прочь от замка. Мередит невольно уставилась на него. Гости были редки в Майлдерхерсте, а автомобили и того реже. Мало у кого был бензин для светских визитов, и, насколько Мередит могла судить, те, у кого он был, берегли его, чтобы сбежать на север, когда вторгнутся немцы. Даже священник, навещавший старика в башне, в эти дни приходил пешком. Мередит заключила, что гость, по-видимому, официальное лицо, явился по особому военному поручению.
Автомобиль проехал мимо, и шофер, незнакомый мужчина, коснулся черной шляпы, сурово кивнув Мередит. Она прищурилась вслед машине, осторожно катившейся по гравию. Автомобиль исчез за поворотом, поросшим лесом, и вновь возник чуть позже в конце подъездной дорожки; черная крапинка на повороте на Тентерден-роуд.
Мередит зевнула и моментально забыла о машине. Рядом с опорой моста росли фиалки, и ей нестерпимо захотелось их нарвать. Когда букетик стал прелестным и пышным, она выбралась на мост, села на перила и разделила свое время между грезами и тем, что роняла цветы один за другим в поток, наблюдая, как их фиолетовые тени кувыркаются в медленном течении.
— Доброе утро.
Она подняла глаза: Перси Блайт заталкивала велосипед на подъездную дорожку. На голове — нелепая шляпка, в руке — неизменная сигарета. Суровая сестрица, как мысленно называла ее Мередит, хотя сегодня в ее лице появилось что-то новое, что-то большее, чем суровость, почти печаль. А может, это шляпка во всем виновата.
— Привет, — поздоровалась Мередит и вцепилась в перила, чтобы не упасть.
— Или уже день? — Перси затормозила и взмахнула рукой, глядя на маленькие часики на тыльной стороне запястья. — Как раз половина первого. Ты не забыла, что у нас сегодня гости к чаю? — Она взглянула поверх кончика сигареты, крепко и продолжительно затянулась и медленно выдохнула. — Полагаю, твои родители изрядно расстроятся, преодолев такой путь и не повидав тебя.
Девочка предположила, что это шутка, но в лице Перси или ее поведении не было ничего веселого, так что она не была уверена. Она решила не рисковать и вежливо улыбнулась; в крайнем случае, рассудила она, Перси подумает, что она не расслышала.
Перси как будто не заметила реакции Мередит и тем более не стала о ней размышлять.
— Что ж, полно дел, — добавила она и, резко кивнув, направилась к замку.
4
Когда Мередит наконец заметила родителей, шагающих по подъездной дорожке, у нее скрутило живот. На долю секунды ей показалось, что она наблюдает за приближением двух обитателей снов, знакомых, но совершенно неуместных здесь, в реальном мире. Ощущение длилось всего мгновение, прежде чем нечто в ее восприятии перевернулось, и она ясно увидела, что это мама и папа, они приехали и ей так много нужно им рассказать. Она побежала навстречу, раскинув руки, и папа встал на колени ее зеркальным отражением, так что она смогла запрыгнуть в его большие, широкие, теплые объятия. Мама поцеловала ее в щеку, что было непривычно, но довольно приятно, и хотя Мередит была уже слишком взрослая, ни Риты, ни Эда не было рядом, чтобы посмеяться над ней, и потому она не отпускала папину руку до самого дома, без умолку тараторя о замке, его библиотеке, полях, ручье и лесах.